REMBRANDT Harmenszoon van RIJN (b. 1606, Leiden — d. 1669, Amsterdam)
Рембрандт, которому исполнилось 400 лет – самый, пожалуй, современный из великих старых мастеров. Он не просто восхищает и заставляет задуматься – он учит прямым и внятным способом: своими несравненными автопортретами.
Их у Рембрандта – девяносто, живописных и графических. Рекорд. Лишь новое время породило последователей: Ван-Гога, который как-то в течение двух лет 22 раза написал себя, Фриду Кало, у которой 55 автопортретов. Но Ван-Гог – клинический безумец, Кало – закомплексованная калека. Рембрандт – респектабельный бюргер, семьянин, делец. При этом что-то толкало его девяносто раз за сорок лет, то есть чаще чем дважды в год, вглядываться в зеркало с кистью в руке.
Поразительным, как бывает только с гениями, образом Рембрандт творил за полтора века до возникновения романтизма – течения в искусстве и в жизни, в котором внутренний мир одного человека на равных сопоставляется со всем внешним миром, а автор равен произведению. ХХ век довел это до крайности, и в концептуальном искусстве автор, его фигура и имя, просто-напросто и стал самим произведением. В начале же XIX столетия вдохновленный вселенским взлетом провинциального коротышки Наполеона художник ощутил себя способным на всё – Байрон, Бетховен и все те, кто идет за ними до сегодняшнего дня. Но Рембрандт был много раньше – когда «я» пряталось за традицию и историю. Он первым сделал себя своим главным героем.
Почему у Рембрандта так много автопортретов? В молодости один из факторов, конечно, материальный – бесплатная модель. Безнаказанная возможность эксперимента: попробуй заставить выкладывающего деньги клиента скорчить гротескную гримасу. Упражнения в технике: опять-таки никто не захочет платить за свой портрет, где из полутьмы торчит чуть освещенная щека. Еще – реклама: демонстрируя на автопортретах живописные возможности, художник, во-первых, зазывал потенциальных покупателей, а во-вторых, в дотелевизионную и дофотографическую эпоху знакомил будущих заказчиков с собой.
Но всё это – в период становления. Завоевав авторитет и популярность, Рембрандт, тем не менее, продолжал писать себя. Сильно опередив время, он осознал, что один человек есть полноценный – исчерпывающий! – представитель человечества. Этим открытием поразил современников родившийся на два с половиной века позже Рембрандта Джойс, который в романе «Улисс» вместил в один заурядный день заурядного горожанина всю мировую историю. Но Джойс изобрел для этого авангардную форму, придумал «поток сознания», а Рембрандт использовал традиционные приемы письма, на первый взгляд, не отличаясь от всех прочих. Только наше время, суммируя его достижения, сумело рассмотреть дерзкую новизну.
Рембрандт – один на один с собой. И нет примера актуальнее сегодня. Ни на кого нельзя положиться, кроме себя. Никакое сообщество, никакая общая идея – не надежны. Окружающий мир обманчив и опасен. Не надо выходить из дома. Зеркало – главный и безошибочный инструмент самопознания. В случае Рембрандта еще две книжки – античные мифы и Библия. На улице – преступность, парниковый эффект, трафик, терроризм. Там нечего делать, туда незачем выбираться.
Очень мало на свете было людей, о которых можно сказать, что они понимают жизнь так же глубоко и тонко, как Рембрандт. Так что же для этого надо? Две книжки и зеркало. Ну, и прожитая жизнь, конечно – чтобы в зеркале что-нибудь отразилось.
Петр Вайль
Всего за свою жизнь Рембрандт создал около 400 картин, 300 гравюр, 1400 рисунков и 300 офортов. Достижения Рембрандта-рисовальщика не уступают его достижениям в области живописи; особенно ценятся его поздние рисунки, выполненные тростниковым пером.
Великое всегда соседствует с великим,
Иначе — прах оно,
А невеликим, неприметным, равноликим -
Остаться не дано.
Каков же мой восторг и каково смущенье -
Я вижу мой портрет,
Написанный таким избранником творенья,
Какому равных нет.
Писал он и других, но те ему платили,
В бессмертие спеша.
Здесь, муза, не меня — тебя во мне почтили,
Тебя, моя душа.
Неужто же и впрямь, не ведая корысти,
Лишь дружбу и любовь,
Пустились в вещий путь прославленные кисти,
Творя мой образ вновь?
Меня и сам Господь не проницал яснее,
Чем этот вещий взгляд.
Чем одарить? Ведь нет в запасе «Одиссеи»,
Нет новых «Илиад».
Ах, если бы я был ван Мандер иль Вазарий,
Нашел бы я ответ,
Издав мой восхищенный комментарий
На собственный портрет.
А впрочем, даже им, ценителям отменным,
Похвал не подыскать
Достойных, чтоб холстам Рембрандтовым нетленным
Лишь должное воздать.
Не надобно и знать подобных восхвалений,
Они всегда малы.
И нет, кроме одной-единственной, — ты гений, -
Правдивой похвалы.
Ты гений и, поверь, на свете равных нету;
Настанет срок, Рембрандт,
И разлетятся вширь и вдаль по белу свету
Из наших Нидерланд
Твои картины. Их признают даже в Риме;
Чуть первую узрят,
Латинцы поспешат за новыми твоими
Путем Альпийских гряд.
Поблекнет Рафаэль и сам Буонарроти,
Хоть слава их шумна.
Пребудешь ты один, ван Рейн, всегда в почете,
В любые времена.
Таков был мой ответ, и если он ничтожен,
То лишь — перед тобой.
Но звон невзрачных рифм на красок блеск помножен,
Се — Благовест святой.
Ты знал, когда писал, мне истинную цену,
Тебе же — нет цены.
Поэтому стихи — и слишком дерзновенны,
И чересчур скромны…
Иеремиас Деккер (поэт-кальвинист, друг Рембрандта)
Портрет Иеремиаса Деккера, 1666 г., 71х56 см, Эрмитаж, Санкт-Петербург
193 jpg | 427-1567 pix по дл. ст. |
152 jpg | 950-3421 pix по дл. ст. |
81,2 Mb
Названия и краткая информация о работах в архиве (англ.)
depositfiles
ifolder
